— Вы считаете, что наши войска на итальянском фронте будут быстро разгромлены после прибытия русских?
— Да. Парижский резерв на широких просторах Франции не сможет скорее всего разгромить превосходящие итальянские силы. Даже задержать. При этом я практически убежден, что Наполеон начнет отвод наших войск к Парижу после провала на юге. То есть, мы вылезем из своих траншей и начнем отступать под давлением пруссаков, неся ежедневно серьезные потери.
— Они нас запрут в Париже и…
— Именно. Разгром будет полный. О чем нам Мольтке и твердил. Правда, вся слава будет опять присвоена этими русскими, а Пруссия остается ни с чем. Именно по этой причине он предлагал заключить мир сразу после того как русские вступят в войну, что позволит выдвинуть на них всю мощь нашего северного фронта. Против десятикратного превосходства в живой силе Александру не выстоять. Да и итальянцам тоже.
— А Мольтке не обманет нас? Ведь как только мы снимемся со своих позиций…
— Не знаю. Пруссии это не выгодно, — развел руками Мак-Магон.
— Почему? Мы снялись с оборонительных позиций, двинулись маршевыми колоннами на юг и тут он атакует нас, заставая врасплох. Разве нет? Берлину нужна слава победителя, а не половинчатый мир, который все будут воспринимать не как символ силы, а как символ хитрости. Никто не признает за Пруссией статуса Империи. Я думаю, они попытаются опередить Александра в стремлении взять Париж и только, а потому пойдут на любые хитрости.
— Да, возможно вы правы, — Мак-Магон задумался. — И что вы предлагаете?
— Ничего. Если все так, как вы говорите, то у нас нет шанса даже достойно выйти из этой войны. Нас разобьют. Поэтому предлагаю изложить наши размышления на бумаге и послать их в Генеральный штаб, дабы они начали укрепление столицы. Лишние редуты, люнеты и прочие гостинцы будут очень кстати, как и серьезные запасы продовольствия. Нужно уничтожить как можно больше противников на подступах к Парижу. А если повезет, то заключить мир, избежав его падения.
— Вы думаете, Наполеон, с его сказочными амбициями примет этот план?
— Нам остается только уповать на волю Господа, чтобы он озарил нашего Императора хотя бы каплей разума.
— Вы говорите опасные вещи, Франсуа.
— А вы разве нет? Предложение заключить перемирие с Пруссией за спиной Императора, это, разве нормальное предложение офицера? Мы оба с вами поставлены в неудобное положение. Да что мы! Вся Франция сейчас в нем находится из-за амбиций этого клоуна! И дай Бог, чтобы она вообще сохранила целостность после всех тех испытаний, что ее ждут. Впрочем, не будем терять время, извольте, у меня в карете хватит мест для нас обоих. По пути до моего штаба как раз будет время обсудить меры, потребные для укрепления обороны столицы. Возможно, даже стоит перевести туда часть войск с нашего фронта заранее и не отступать, а держать пруссаков тут. Я считаю, что вполне допустимо ослабить линейную оборону, так как Берлин истощен войной и вряд ли в ближайшее время предпримет новое наступление. Да и когда эти пивные кружки прорывали хотя бы первую линию траншей?
— Что же, почему нет? По крайней мере, это все, что мы сейчас можем сделать.
Прапорщик Синицын не спеша шел по улицам еще недавно пышного города.
— Да. Дела. — Задумчиво он произнес, рассматривая закопченные сажей кирпичные стены домов.
— Что, Никифор Степанович, не радует Царьград? — Решил немного съязвить капрал Ильин.
— Какой это к черту Царьград? Одни руины и гниющие трупы повсюду.
— Это да… — сокрушенно покачал головой капрал. — Мы их били. Это понятно. Но друг дружку-то они зачем так немилосердно резали? Эко у них тут должно было получиться осиное гнездо, если только дали волю, так и сосед на соседа с ножом пошел, не жалея ни женщин, ни детей, ни стариков.
— И не говори, — покачал головой Синицын.
— Погоди-ка, — насторожился Ильин.
— Что?
— Тише, Никифор Степанович. — Сказал капрал и, прислушиваясь, стал вертеть головой. И прапорщик Синицын, и боец Клюев, насторожились. Андрей даже снял с плеча винтовку. Хоть и соблюдался строго регламент о передвижении по оккупированным городам не менее чем тройками, но все равно, такое спасало в основном только от одиночек. Что не раз заставляло бойцов нервничать. Ильин тем временем подошел к обгоревшему проему того, что когда-то было довольно крупным особняком. — Андрей, прикрой. Там что-то шевелится, нужно проверить.
— Куда ты лезешь? Малахольный! — попытался его остановить прапорщик, но было уже поздно. Иван Аркадьевич Ильин вытащил трофейный револьвер, не положенный ему по уставу, и полез внутрь. Так что, волей-неволей Синицын и Клюев последовали за капралом. Не бросать же его одного.
Тихо перешагивая через сгоревшие балки, они стали продвигаться внутрь особняка. Пролеты этажа в основном обвалились, поэтому, дневной свет все очень хорошо освещал внутри. Но идти приходилось все равно очень осторожно, опасаясь наткнуться на гвоздь, укрытый золой, или еще какую неприятность. Толковые кожаные сапоги, которые имелись у всего личного состава русской армии, участвовавшей в войне с Османской Империей, конечно, давали защиту, но испытывать судьбу, безусловно, никто не желал.
Рядовой Клюев был оставлен приказом прапорщика прямо у входа:
— Так. Андрей. Ты стоишь вот тут. Внутрь не входи, так как я опасаюсь обвала, если нас завалит — хоть кто-то сможет привести помощь. Хм. Если засада — поддержишь огнем из винтовки. Вот. Только нас с перепугу не постреляй, герой. — Клюев улыбнулся. — Все ясно?